
1. {IDOLS}: Нехорошая квартира (Чимин/Хосок)
       Он не помнил, как оказался здесь, не понимал, что происходит. Мрачная комната с выцветшими обоями, скрипучая кровать, застиранные простыни, обшарпанный коридор, смутно знакомая красная дверь, которую Чимину так и не удалось открыть… и неведомая, леденящая душу опасность, о которой вопило всё его существо. Что-то приближалось к нему — неумолимое и неудержимое — что-то такое, что когда-то прежде уже заставляло его испытывать боль и страдания.
Инстинкт самосохранения подсказывал Чимину, что необходимо найти оружие и где-нибудь укрыться, затаиться, сыграть на моменте внезапности. Но глупое, предательское тело — совершенно обнажённое, что пугало вдвойне — отказывалось слушаться его: руки и ноги дрожали от нервного напряжения, мозг сбоил, и с каждой секундой силы утекали из него, как вода сквозь сито, уходили на то, чтобы не впасть в истерику, на самоконтроль.
Щёлкнул дверной замок, и Чимин в панике развернулся, вжимаясь спиной в висящее на стене пальто, зарываясь в него в поисках любого, даже самого нелепого укрытия. Находясь в полушаге от срыва, не имея возможности мыслить здраво, логически, он по какой-то необъяснимой причине ощущал каждую ворсинку, каждый шов пальто, к которому прижимался влажной от пота кожей, и точно осознавал, из каких материалов оно было сшито. Мозг в очередной раз прошило короткой, яркой вспышкой, будто кто-то задел его оголённым проводом, находящимся под напряжением.
Застонав, Чимин надавил на переносицу, пытаясь избавиться от ощущения, что прихожая, а заодно и вся квартира, накренилась вбок, куда-то уплывая. В тот же момент что-то холодное вдруг коснулось его головы. Вскинув голову, Чимин в ужасе отпрянул, судорожно хватая ртом воздух: напротив него стоял мужчина, рыжеволосый и худой; его рука застыла в воздухе, чуть прищуренные глаза смотрели внимательно, с отчётливо читающимся недоумением.
На этот раз инстинкты сработали быстрее угасающего сознания, и Чимин, размахнувшись, наотмашь ударил бесшумно подкравшегося незнакомца по лицу. И тут же осел на пол, баюкая онемевшую от боли руку. Он знал, что после удара последует неминуемое наказание. И ждал чего угодно, но только не того, что, присев на корточки, мужчина сотрёт с разбитых губ кровь… и ласково ему улыбнётся.
— Ты не можешь навредить мне, Чимини, — мягко произнёс он. — Да и не хочешь на самом деле.
Его рука нежно опустилась на чиминову макушку, перебирая взмокшие пряди, и перед глазами у Чимина вдруг замелькали странные образы: приват-комната с шёлковым постельным бельем, белые халаты, операционный стол, Тэхён, замерший у стены с отсутствующим взглядом, и кровь… Много крови. Не образы, воспоминания. Воспоминания, потому что в одном из промелькнувших видений Чимин узнал себя, мечущегося на шёлковых простынях под оседлавшей его бёдра темнокожей женщиной.
— Мне очень жаль, что ты вспоминаешь, — сказал мужчина, опускаясь на колени. — Но я всё исправлю. Обещаю, эти воспоминания скоро перестанут мучить тебя.
Он притянул его к себе, обнимая с такой силой, словно собирался переломать все рёбра. По телу Чимина пробежала новая волна дрожи, теперь от того, насколько знакомым казалось это ощущение. Чувство собственной беззащитности, полное неумение постоять за себя. Однако этого человека не было в его видениях, он не причинял ему зла. А значит... можно было довериться ему?
Сжавшись в клубок, Чимин ощутил, как ледяные пальцы скользнули вдоль по его позвоночнику к шее и затылку, надавливая на какие-то определённые точки, успокаивая так, как это умел делать только Хоуп.
ХОУП! Он попытался открыть глаза, чтобы рассказать, что помнит его — почему-то это казалось чрезвычайно важным, — но очередное мягкое нажатие на затылок окончательно погрузило его в целительный и умиротворяющий сон без сновидений.
       Мрачная комната с выцветшими обоями, скрипучая кровать, застиранные простыни, обшарпанный коридор, смутно знакомая красная дверь, которую Чимину так и не удалось открыть… Он не помнил, как оказался здесь, не понимал, что происходит.
Но, к досаде притаившегося под кроватью андроида Сокджина, всё ещё искренне продолжал считать себя ЧЕЛОВЕКОМ.
2. {Devil-AU}: Оживите мертвеца! (Тэхён/Чонгук, Юнги)
       Необходимо начать с того, что Тэхён был мёртв. Никакому сомнению это не подлежало, несмотря на то, что свидетельство о его смерти, как и справка о захоронении, лежали разорванными клочками бумаги на прикроватной тумбочке у чонгуковой постели. Не подлежал сомнению и тот факт, что при жизни Тэхён попортил Чонгуку столько крови, что тому впору было, перекрестившись, облегчённо выдохнуть, и зажить, наконец, размеренной, спокойной жизнью. Втянуться в учёбу, в кои-то веки начать высыпаться и навсегда позабыть дорогу в местное отделение полиции. И если бы именно так Чонгук и поступил, Тэхён нисколечко бы не обиделся.
Итак, Тэхён был мёртв. Его широко раскрытые, карие глаза глядели в одинокую точку замкнутого пространства, а пламенное сердце больше не билось, разгоняя по неугомонному телу горячую кровь. Смерти Тэхён не страшился. Но, будучи готовым совершенно ко всему, что могло после неё произойти, он как-то не подготовился к тому, что происходить ничего не будет. И поэтому, когда через час после погребения свет в конце тоннеля так и не появился, собственная скоропостижная гибель перестала казаться ему забавным приключением. Он даже призадумался, не оказался ли ненароком в аду. Что могло быть страшнее, чем абсолютное «ничего»? Но эту нелепую мысль он вскоре отмёл, так как искренне считал, что в аду ему делать нечего. Энергичность и любознательность — это разве ж грехи?
Через три часа после погребения откуда-то сверху всё же начало струиться слепящее, белое свечение. С небес за Тэхёном удосужились спуститься нерасторопные ангелы. Пока они вскрывали крепко заколоченный гроб, Тэхён придумывал жалобу, которую собирался накатать на них в книге отзывов и предложений Небесной Канцелярии. Если такая там, конечно, была. Едва текст жалобы полностью сформулировался в его воображении, крышка гроба
отодвинулась, и над телом Тэхёна склонилось невообразимо прекрасное... лицо Чонгука. Вымазанное в грязи, мокрое от пота и с фонариком в зубах.
Глаза у Чонгука были дикие, движения – рванные, и вообще ощущалось что-то жутковатое в атмосфере, что его окружала. В руках он держал ржавую лопату и старое шерстяное одеяло. Чтобы не спровоцировать друга на какую-нибудь глупость, Тэхён изо всех сил постарался лежать ещё тише и неподвижнее, чем лежал до этого. Хотя на самом деле он и при огромном желании не смог бы сейчас пошевелиться.
Пребывающий в пугающем напряжении Чонгук не без труда вытащил его из могилы, обернул в одеяло, поднял на руки и поволок в неизвестном направлении. Снаружи стояла унылая погода, моросил мелкий, мерзопакостный дождик, и всё вокруг затянуло плотной завесой почти осязаемого тумана. Как в фильме ужасов, честное слово.
Было так темно, что могильные плиты, вырастающие под ногами на каждом повороте, казались злобной нежитью, замыслившей заблокировать им дорогу к выходу. Чонгук скрипел зубами, хмурился и упрямо продолжал идти вперёд сквозь туман и сгущающийся сумрак. От мелкого веяло прямо-таки арктическим холодом. Этот холод сковал его походку, стёр тонкие смешливые морщинки в уголках губ и заострил привычные глазу детские черты его лица. Даже волосы его, встрёпанные и перепачканные, словно заиндевели от мороза. Тэхён и не представлял, что похороны станут для Чонгука таким серьёзным ударом. Впервые он почувствовал стыд и сожаление за то, что умер так рано и нелепо.
Отзвенел церковный колокол.
Они свернули с протоптанной тропинки куда-то в сторону, в лес, и вскоре вышли к серому кирпичному зданию, украшенному высокой круглой башенкой с флюгером на ней. Этого здания, на памяти Тэхёна, не было ни на кладбище, ни в ближайших его окрестностях. Выглядело оно безнадёжно заброшенным: выбитые окна, дыры в стенах, заросли дикого плюща, крапива и полусгнившая дверь. Странно, что Чонгук знал о существовании такого места и ни разу не привёл его сюда. Мелкий засранец.
Перехватив Тэхёна покрепче, Чонгук поднялся на крыльцо, пнул ногой покосившуюся дверь и ступил в мрачную, тёмную прихожую. В доме было сыро, как в склепе, пахло землей и плесенью; с поросшего мхом потолка капала ржавая вода. Оглядевшись, Чонгук направился к едва различимому во тьме проёму в конце коридора. Взору Тэхёна предстала огромная комната с голыми стенами, одна из которых была пробита насквозь, как лично ему показалось, мощным пушечным выстрелом. Друг немного постоял у проёма, явно терзаясь какими-то внутренними сомнениями, а затем поджал губы и решительно шагнул внутрь.
В ту же самую секунду здание содрогнулось от ужасного грохота, словно где-то в погребе что-то взорвалось. Окна задребезжали остатками стёкол, пол под ногами заходил ходуном, с потолка сорвалась огромная люстра и рухнула в опасной близости от чонгуковой головы. Полтергейст? Призрак неприкаянной души? Очень хотелось вытянуть шею, чтобы как следует всё разглядеть: творилось что-то невероятно интересное.
Шум и грохот длился, по подсчётам, не дольше пяти минут. Потом наступила тишина, и Тэхён услышал чьи-то быстро приближающиеся шаги.
— Не мог сразу сказать, что это ты? — молвил раздражённый голос, и прямо из воздуха к Чонгуку вышел низкорослый, очень бледный мужчина со светящимися красными глазами. — На кой чёрт я устраивал весь этот спектакль?
Увидев на руках у Чонгука завёрнутое в одеяло тело, он вздрогнул и резко переменился в лице. Тэхён, в свою очередь, уставился на него в ответ.
Помимо красных глаз у мужчины были длинные, чуть загнутые, резные рожки. Перед Тэхёном явно стояло настоящее, живое исчадие ада. Демон, злой дух или что-то ещё в подобном духе. Его иссиня-чёрные волосы примялись с одной стороны, словно до их прихода нечисть крепко спала. Если учесть, что вышел он в чёрной пижаме с белыми черепами, именно так оно скорее всего и было.
Вот не зря ведь Чонгука в детстве называли мелким сатанистским отродьем! Чего ещё Тэхён не знал о нём?
— Что это такое? — спросил демон, складывая руки на груди на манер строгого родителя. — Что вы двое опять задумали?
— Это Тэхён, — произнёс Чонгук.
— Это я вижу.
Чонгук немного подумал и добавил:
— Он умер.
— Это я тоже вижу! — сердито сказало существо. — Зачем ты его сюда-то приволок?
— Потому что он мой лучший друг?
Демон возвел очи к небу и тяжело вздохнул. Затем щелкнул пальцами, и под коленки ему уткнулось мягкое кресло, на которое он с нескрываемым удовольствием опустился. Пол под ногами Чонгука расцвёл великолепным ковровым покрытием. С потолка исчез мох, люстра, сверкая начищенными канделябрами, запрыгнула обратно на своё место. Дыра в стене превратилась в камин, который незамедлительно вспыхнул весёлым, жарким пламенем.
— Не хочешь ли ты… — с сомнением начал демон, потирая заспанные глаза, — не собрался ли ты… Присядь, пожалуйста, нервируешь.
— Спасибо, я постою.
— Сядь немедленно!
— Хорошо.
Подкравшееся сзади кресло буквально сшибло Чонгука с ног, вынуждая принять сидячее положение. От падения Тэхён здорово приложился затылком об подлокотник.
— Воскрешать мёртвых людей — противоестественно, — нравоучительным тоном изрёк демон. — И ни к чему хорошему это никогда не приводит.
— Я знаю, — сказал Чонгук. Он так крепко вцепился Тэхёну в плечо, что тот задался вопросом, остаются ли у мертвецов синяки.
— Его души уже нет с нами, поэтому продать её он никак не может.
— Ага.
— А значит, тебе придётся отдать свою.
— Ну да.
— И через год за тобой придут церберы, чтобы забрать тебя прямиком в Ад.
— Я в курсе.
Демон захлопнул рот, пару раз моргнул, а потом заорал так громко, что Тэхён с перепугу чуть не скатился с чонгуковых колен:
— «Я в курсе»? Что ты несёшь? Это, по-твоему, шуточки, глупый ты ребёнок? Обратного пути из Ада не существует! Год веселья против вечности пыток и мучений!
Он вскочил с кресла, тыча пальцем в Тэхёна и сверкая алыми глазами.
— Я тебе говорил, что ваши проделки вас до добра не доведут! Говорил, что этот придурок рано или поздно нарвётся! Да он на следующий же день после воскрешения опять пойдёт и во что-нибудь вляпается! Какой смысл продавать за него свою бессмертную душу?
У Тэхёна отвисла челюсть. Этот сварливый демон ровным счётом ничего не смыслил в дружбе, любви и привязанности. Хотя сам Тэхён, конечно, тоже не горел желанием восставать из мёртвых за счёт чонгуковой души. Это что же, мелкий его воскресит, а Тэхёну потом до самой старости мучиться чувством вины за то, что тот жарится на адской сковороде? Такой расклад его совершенно не устраивал. Правда, несмотря на бушующие внутри Тэхёна чувства, его бескровное лицо не выразило ни гнева, ни недовольства.
— Хён, — хрипло сказал Чонгук, — это я его не уберёг. Я и так уже в аду.
— Ты ему не нянька, — рявкнул демон, опускаясь обратно в кресло. — Он взрослый человек, у которого есть своя голова на плечах!
— Был взрослым человеком. Хён… — голос Чонгука впервые дрогнул. — Хён, ты же знаешь, как сильно я его...
— Не смей.
— Хён!
— Я не потерплю таких дешёвых манипуляций!
— Пожалуйста, хён...
— Без этого, что, вообще никак обойтись нельзя?
— Нельзя, хён. Честное слово.
Демон оскалил зубы в жутком раздражении и прикрыл глаза, откидывая голову на спинку сиденья. Тэхёну до ужаса захотелось пнуть мелкого за то, что тот принимает такие серьёзные решения, не посоветовавшись с ним. На шее Чонгука от напряжения вздулись вены, его ощутимо потряхивало.
Не смей соглашаться.
Пространство вокруг них заискрило, земля разверзлась бездной, и из образовавшейся ямы пахнуло нестерпимым жаром. До слуха Тэхёна донеслись леденящие кровь звуки: смутные, полные боли стоны, жалобный плач и громкие, оглушающие крики.
Демон прислушивался к ним некоторое время, а затем глаза его широко распахнулись, вспыхнули обжигающим пламенем, и всё тело Тэхёна, с головы до самых пят, прошила мучительная агония. Его скрутило, выгнуло под невообразимым углом, и Чонгуку пришлось приложить все имеющиеся у него силы, чтобы удержать его в своих руках.
Последним, что услышал Тэхён, был тихий смех и щелчок тонких, мраморных пальцев.
       ...А потом он очнулся на больничной койке, прикрытый тонкой простыней. Койка стояла в больничной палате. Больничная палата находилась в обычной районной больнице. А совершенно обыкновенный Чонгук сидел на пластмассовом стуле возле двери и, как обычно, копался в своём вусмерть раздолбанном смартфоне.
— С возвращением, — буркнул он, когда Тэхён спустил ноги с кушетки, зевая и почесывая голую ключицу. — Дебила кусок. У тебя была остановка сердца, я думал — помрёшь к чёртовой матери.
— Сильно плакал? — спросил Тэхён, внимательно наблюдая за его мимикой и движениями.
Чонгук громко фыркнул и поднял голову. Видок у него был, конечно, не очень, но в целом он выглядел так же, как и всегда.
— Ещё чего, — сказал он. — Я уже успел обрадоваться, что наконец-то заживу спокойной жизнью. — Тут он неожиданно поднялся со стула, в два прыжка приблизился к Тэхёну, и с такой силой зарядил ему под дых, что тот на несколько секунд забыл о том, как нужно дышать. — Ещё раз так сделаешь, и я придушу тебя лично. Раз уж тебе настолько не терпится умереть.
— Совсем озверел? — возмутился Тэхён, когда пришёл в себя и глотнул спасительного воздуху. — Я больной человек, я лежу в стационаре!
— Ага, больной — это не то слово.
— А вдруг у меня откроется внутреннее кровотечение?
— Не так уж и сильно я тебя ударил.
— Садист!
— Идиот.
Глаза у сердито нахмурившегося Чонгука были красными от полопавшихся сосудиков, упрямо поджатые губы дрожали. Сжатые в кулаки руки он засунул в карманы спортивных штанов. Правый шнурок на кедах развязался. Из-под помятой толстовки торчала вымазанная в грязи белая майка.
Никаким церберам он этого придурка не отдаст. Никому, никогда не отдаст.
Вздохнув, Тэхён сделал плавный шаг вперёд и мягко, очень бережно привлёк мелкого к себе, запуская пальцы в его волосы. Чонгук издал звук, похожий на всхлип и прижался к нему всем своим огромным телом.
— Прости, что напугал, мелочь, — тихо произнёс Тэхён. — Такого больше не повторится.
Он потрепал друга по голове и тут же вскрикнул, поцарапавшись обо что-то острое и твёрдое.
Мелкий вздрогнул и принялся вырываться из его объятий, на лице его читалось искреннее беспокойство и изумление. Тэхён удержал его, поднял руку и ещё раз, намного медленнее ощупал его макушку.
На голове Чонгука, среди густых, каштановых прядей, проклёвывались маленькие, чёрные рога.
— Чон Чонгук... Это что ещё, нахрен, такое?
3. {Братья Ким}: Плотоядный друг (Сокджин, Тэхён)
       Сокджин по своей натуре впечатлительным трусом никогда не был. К Стивену Кингу он относился уважительно, на ночные сеансы ужастиков ходил с удовольствием. Считал, что лучшие квесты — это хоррор-перфоманс квесты. Пять раз подряд посещал иммерсивное шоу «Безликие».
Но когда Тэхён изъявил желание завести домашнего питомца, он всё равно запаниковал.
Тэхён животное уже приносил — поздней осенью, шесть лет назад, в собственной шапке. Сокджин подумал тогда, что котёнок, и вызвался подержать, пока брат разувается. А в шапке оказалась огромная, жирная крыса. С длинным хвостом и жёлтыми зубищами. И этими зубищами она с такой кровожадностью впилась Сокджину в ладонь, что родителям далеко не сразу удалось её отодрать. От крысы избавились, полуобморочного Сокджина отвезли в больницу, и больше Тэхён о домашних животных не заикался.
До недавнего времени.
Нового друга младший брат ищет на протяжении полутора недель. Сокджин ходит из угла в угол, нервничает, пьёт валидол и переставляет вещи с пола на антресоли. Он ещё не знает, кого Тэхён притащит, но может дать голову на отсечение, что это, как и в прошлый раз, точно не будет котёнок.
Тэхён приносит в дом двухлитровую банку. Банка на треть залита водой, и в ней извивается… слизняк-переросток? Речной питон? Детёныш…эээ… угря?
— Мама дорогая… — жалобно выдыхает Сокджин и снова плетётся за валидолом.
Чуть позже он сидит на кровати, забившись в угол, и баррикадируется всеми имеющимися в доме подушками, не особо надеясь, что это спасёт его, когда эта штуковина выберется наружу.
Слизняк-переросток оказывается плотоядной пиявкой.
— Ты не представляешь, как сложно было её раздобыть! — говорит Тэхён. — Чонгук со своими мадагаскарскими тараканами и глупой улиткой ахатиной обзавидуется! — он фотографирует пиявку не менее чем с двадцати ракурсов и бежит к компьютеру, чтобы отправить фотографии своему извечному противнику.
«Так вот почему Хосок такой дёрганный», — думает Сокджин и запивает водой из бутылки очередную таблетку успокоительного.
       Пиявка хочет кушать.
Она, конечно, не стучит в стекло кулаками и не требует еды басом, но этого и не требуется — Сокджин и так видит, что ей до смерти хочется мяса. И ещё он понимает, что если не дать ей этого мяса в самое ближайшее время — она отгрызёт кому-нибудь ногу. Скорее всего Сокджину, потому что к Тэхёну пиявка, кажется, неравнодушна.
Сокджин ходит, оглядываясь, и не спит уже третью ночь.
Тэхён спит спокойно. Вертится, причмокивает и храпит. Он кормит пиявку смесью из корма для рыбок и корма для домашних мышей и уверяет, что питание у неё выходит сбалансированным и богатым омега-3 минералами.
Сокджин не в курсе, что это за минералы такие, но сильно сомневается, что пиявок в принципе можно кормить сухим кормом. Правда, аргументировать свою позицию не может — гугл не выдаёт рекомендаций по кормлению одомашненных плотоядных червей.
       На четвёртую ночь, пробегая мимо банки, Сокджин случайно ловит отчаявшийся и полный муки пиявкин взгляд.
— Я на это не поведусь, коварное чудовище, — говорит Сокджин… и идёт на кухню размораживать фарш.
Кладёт его на стол, потом под горячую воду, потом не выдерживает и кидает сразу в микроволновку. Ручку проворачивает на семьсот ватт. Отковыривает от частично разморозившегося мяса несколько мягких кусочков и бежит обратно в комнату. Опускает дрожащую руку в банку и кидает фарш в воду.
Пиявка на последнем издыхании доползает до еды, приоткрывает рот, надкусывает мясо и стонет от удовольствия. Сокджин пыхтит, переминается с ноги на ногу, двигает к столу компьютерное кресло и утыкается в банку носом. Бурчит:
— Жуй как следует, а то подавишься.
Пиявка жуёт старательнее и радостно извивается всем телом будто получивший лакомство щенок.
Сокджин кладёт подбородок на сложенные руки и улыбается.
       — Знаешь, — говорит он Тэхёну пару часов спустя, — с сегодняшнего дня ты готовишь себе ужин сам.
Тэхён швыряет рюкзак на стол, не заметив отсутствие двухлитровой банки, прыгает в кресло и врубает компьютер.
— Почему? — спрашивает он, втыкая в гнездо системника провод от игровых наушников. — Ты сегодня не с той ноги встал?
— Виолетте вкусно и так, — Сокджин кидает пиявке, плавающей в новеньком аквариуме, ещё один маленький кусочек фарша. – А ты, мелочь неблагодарная, тайком выкинул вчера котлету в мусорное ведро и сказал мне, что тебе всё очень понравилось.
4. Ворчливый кровосос (Юнги/Чонгук)
       Чонгук слышал много слухов о вампирах. Кто-то утверждал, что они существовали на самом деле, а кто-то смеялся и говорил, что это не более чем старые легенды. Больше всего он любил слушать о Первородном, древнейшим из всех вампиров.
Поговаривали, что щёки его были впалыми, как у мертвеца, а глаза давным-давно провалились в глазницы. Что последние несколько столетий он не стриг свои седые волосы, и потому те волочились за ним, словно подол свадебного платья, хоть и были убраны в высокий хвост на затылке. Что телосложения он был тощего, плащ с капюшоном носил прямо поверх костей, и имел страшные чёрные когти. От голоса его бросало в дрожь, и он не нуждался в том, чтобы пить человеческую кровь. На него не действовали ни святая вода, ни серебро, ни осиновый кол.
       У старшекурсника Мин Юнги чёрных когтей не было. Длинных волос, плаща с капюшоном и провалившихся в глазницы глаз тоже. И всё же, глядя на него — неизменно скрытного, замкнутого и всегда чем-то недовольного — он постоянно думал, «ну чем не вампир»?
Когда Чонгук впервые услышал его голос, глухой, глубокий и усталый, словно Юнги прожил не менее тысячи лет, у него по спине побежали мурашки. Он был в ужасе и хотел убежать куда-нибудь подальше. Потом начал за ним наблюдать. Потом пообвык, перестал скрываться и даже подошёл познакомиться.
Бо́льшую часть времени Юнги проводил за дальним столом в библиотеке. Он не читал — просто сидел там, погрузившись в раздумья, и безмолвно шевелил бледными губами в такт своим мыслям. Выглядело жутковато, откровенно говоря. Как разговор с невидимкой. Чонгук подсаживался к нему и вместо приветствия получал неизменное: «Опять ты?»
— Опять я, — подтверждал Чонгук.
Пару раз он подливал ему в кофе святой воды. Один раз в буфете пихнул зарвавшегося однокурсника на край железного раздаточного стола, чтобы посмотреть, как Юнги среагирует на кровоточащую царапину. На день Святого Валентина подбросил ему в рюкзак серебряный браслет. И ещё раз подлил святой воды в его утренний американо.
Браслет Юнги носил, не снимая, «отравленный» кофе пил стакан за стаканом, а поранившегося студента отчитал за то, что тот наступил на его новые кожаные туфли. Чонгуку он говорил: «Ты задолбал меня преследовать!»
— Хён, ну мы же друзья, — обижался Чонгук.
— Да с какого это перепугу? — изумлялся Юнги. — Прекрати возле меня ошиваться!
Но Чонгук не отставал.
— Мой отец погиб на охоте, — рассказывал он, не обращая внимания на то, что его почти не слушают. — А мама так сильно горевала после его смерти, что слегла и больше уже не встала на ноги. Меня растил мой дедушка. Он очень сильная личность, из тех, что не слишком утруждают себя проявлениями нежности и заботы. Вроде как, знаешь… Ну, к примеру, когда я был ребёнком, он скинул меня с лодки в центре озера, чтобы научить плавать. А в четырнадцать привёл в лес и натравил на меня раненого кабана, чтобы я не тянул и сразу убил его, защищаясь. У деда много внуков, наша семья достаточно большая, но почему-то вышло так, что именно я стал его любимчиком. Мы часто ходим вместе на охоту, много разговариваем друг с другом, он постоянно ставит меня в пример моим братьям и сёстрам… Я это не очень люблю, среди них есть те, кто намного умнее и талантливее меня. Но для дедушки имеет значение только физическая сила, смелость и выносливость.
— Странно, что твой дедушка с такими убеждениями так долго продержался.
— В смысле?
— Чтобы выживать, нужен интеллект, а не выносливость.
— Чтобы «выживать»?
— Звонок прозвенел, вали в свою аудиторию.
       Иногда Юнги всё же прорывало, и он делился тем, что накипело у него на душе. В основном это происходило после ночных сеансов кино, на которые Чонгук за ним увязывался.
— Всё это чушь и полная ерунда, — злился Юнги, стряхивая пепел с сигареты в урну у кинотеатра. — На кой хрен вообще нужна подобная жертвенность? Они не были связаны узами брака, или, хотя бы, отношений, он её даже не любил. Она столько лет выбиралась из нищеты, работала с раннего утра до поздней ночи без передышки, вытащила семью из долгов, строила грандиозные планы… А потом бросилась под пули, прикрывая этого имбецила. Чтобы он мог сбежать и продолжить торговать наркотой. Трахаться с бабами, кутить и вообще о ней не вспоминать.
— А что, только особенные люди заслуживают спасения? Он не убийца, не маньяк и не насильник, в торговлю наркотиками попал только потому, что это семейный бизнес. Может, после её смерти у него произойдёт переоценка ценностей, и он наконец вырвется из этого порочного круга.
— Вот уж вряд ли.
— Почему это?
— Я хорошо знаю людей. Первое: они не меняются. Второе: только единицы из них способны на самопожертвование. И поверь мне, в реальной жизни эта женщина бежала бы из той подворотни так быстро, как только могла бы. Ей было, что терять.
Чонгук спорил с ним до посинения, а потом приходил домой, валился в постель и улыбался, как придурошный. Так, что аж скулы сводило.
Юнги Чонгуку безумно нравился.
       И вот сейчас Юнги стоял посреди леса, придерживая его за плечи, а за его спиной стенали поверженные охотники. Глаза его светились алым, длинные когти впивались Чонгуку в кожу, а из дыры в груди вытекала струйка чёрной густой крови. Охотники стреляли серебром, но не было похоже, что Юнги собирался умирать.
На губах Чонгука промелькнула слабая усмешка.
— Тебя по голове осиновым колом приложили? — спросил Юнги, выпуская его и брезгливо оттряхивая ладони. — Выглядишь, как умалишённый. Ведёшь себя также. Никакой тактики, никакой стратегии отхода: я большой волк, я разорву всех своими острыми зубами! А от пуль, если повезёт, увернусь! А если не увернусь — значит так мне и надо, значит я недостаточно сильный, смелый и выносливый, мне так дедушка в детстве сказал! Грёбаный камикадзе. Ростом с гризли, а мозгов, как у белки. Если есть кто тупее людей в этом мире, так это оборотни.
— Наворчался, злобный кровосос?
— Да.
— Ты мне нравишься. Давай встречаться?
5. Пробуждение божества (Намджун/Сокджин)
       Вчерашний вечер начинался очень многообещающе: Бог неба Уран был очарован знакомством с нею — матерью всего, что растёт и живёт на планете, матерью неба, моря, титанов и гигантов.
Гея привлекла его внимание своими роскошными каштановыми волосами, глазами оленёнка, губами-вишенками, узкой талией, манерами институтки и ногами супер-модели. И лужёным горлом, потому что никто на приёме так и не смог её перепить. И перепеть, когда после основного мероприятия организаторы позволили выстоявшим до победного гостям устроить караоке-баттл. К моменту, как за ними подъехало такси, Уран был не просто очарован — он готов был клясться этому дивному созданию в своей вечной любви.
Целовалась Гея ещё лучше, чем пела. Почти также хорошо, как пила. Манеры институтки на заднем сидении куда-то испарились, и Уран даже взвизгнул от неожиданности, когда уверенные пальцы спутницы вдруг игриво ущипнули его за левую ягодицу. У него прям дух перехватило. Но после этого злополучного щипка всё почему-то пошло совсем не так, как планировалось.
Во-первых, таксист внезапно прибавил ходу, игнорируя все неровности находящейся в ремонте дороги, и Гею укачало. А во-вторых, у Геи в организме был намешан такой дикий коктейль из алкоголя, что взбалтывать его было определённо паршивой идеей.
Уран начал жалеть о том, что пригласил незнакомого человека в гости, в лифте своего дома между третьим и четвёртым этажом. Как раз на этом участке пути Гея заявила, что она не «Гея», а самый настоящий «Гей» и попросила Урана называть себя «папочкой». Уран опешил, Гей принял это замешательство за сомнение в его половой принадлежности и начал задирать на себе платье. Наступил каблуками на свой подол, потерял равновесие и вывалился в услужливо распахнувшиеся двери в холл тринадцатого этажа. Воздушная юбка от падения взлетела в воздух, и взору Урана совсем уж неожиданно предстали голубые труселя с изображением Марио.
***
       Продравшись сквозь жуткое похмелье до воспоминаний о том, как затаскивал бессознательное тело «гостьи» на собственную кровать, Уран громко застонал и залил в кружку третью порцию ненавистного американо.
Душераздирающий вопль из спальни оповестил окрестности о том, что Гея всё-таки проснулась и ужаснулась своему местоположению.
— Так вот как выглядит пробуждение божества, — задумчиво произнёс Намджун и, конечно же, незамедлительно опрокинул на свои голые ноги горячий кофе.
6. {Сказочка для взрослых}: Девы из преисподней (Чимин/Чонгук)
       Жил-был в некотором царстве, некотором государстве юный принц Чимин. Да такой прекрасный, что ни в сказке сказать, ни пером описать. Родители его, король с королевою, не чаяли в нём души, и любили сына больше жизни.
И вот наступила пора принцу вступать на трон. Подозвал король к себе единственного сына, да говорит ему:
— Негоже, сын, правителю царствовать без королевы. Отправляйся-ка ты на поиски и приведи во дворец достойную невесту. Такую, что станет тебе и любовницей, и мудрым другом, и верным соратником.
— Хорошо, отец, — сказал Чимин и немедленно засобирался в путь.
Надел он свои лучшие одежды, сел в золотую карету, и поскакал, куда глаза его глядят.
Долго ли, коротко ли, привела принца дорога в густой, дремучий лес. Смотрит Чимин, а навстречу ему бежит раненный кролик. А за кроликом стрелки́ царские — вот-вот нагонят и убьют! Стало Чимину жалко пушистого зверька, приоткрыл он дверцу и позволил кролику спрятаться в карете. Накинул на него парадный камзол, а сам выглянул в окошко и сказал:
— Здравствуйте, охотники! Как дела ваши продвигаются? Много ли дичи настреляли на царский стол?
Поклонились ему охотники и ответили:
— Здравствуйте, Ваше Высочество! Да вот подстрелили мы тут одного упитанного зайца, да скрылся он от нас, окаянный. Не видели Вы его, не спугнул он Ваших лошадей?
— Нет, — сказал Чимин, — подстреленных зайцев я не видел.
Попрощался он с охотниками, пожелал им удачи, и поскакал дальше.
Кролик выбрался из-под камзола, отряхнулся и сказал своему спасителю:
— Спасибо, Ваше Высочество, за спасение. Я кролик не простой, волшебный: исполню за это любые три Ваших желания. Как потребуется помощь, крикните: «Чон Чонгук, сослужи мне службу!», и я тут же всё сделаю.
Изумился Чимин: что за диво? Вроде зверь лесной, а человечьим голосом разговаривает. Перевязал он кролику лапу шёлковым платком, да выпустил его на волю. А сам поехал дальше судьбу свою искать.
Прошло несколько дней, и в одном маленьком, но уютном королевстве встретил он удивительной красоты девушку. Была она сильна телом, загорела лицом, а глаза её сияли, словно звёзды в ночном небе.
— Кто это? — шепнул принц, любуясь красавицей. — Что за черноокое создание? Хочу взять её себе в жёны!
— Разуйте глаза, Ваше Высочество, — сказал невидимый голос. — Не видите, это ведьма злобная, беса родная дочь. Приняла она облик юной девушки, чтобы запудрить Вам мозги. Только же́нитесь, и обернётся красавица старой каргой с деревянною ногою. Убьёт Вас и будет править королевством в одиночестве.
Понял Чимин, что это спасённый кролик его оберегает.
— Свят-свят! — воскликнул он. — Сослужи, Чонгук, службу: сделай так, чтобы никого больше эта ведьма надурить не смогла! Пусть ходит веки вечные в своём истинном обличье.
Прошептал кролик заклинание, и девушка обернулась старой, страшною старухою. Завопила ведьма нечеловеческим голосом, подняла длинное платье, а там и правда деревянная нога.
— Спасибо, милый кролик! — сказал Чимин. — Если б не ты, женился бы я на бесовой дочери.
Он развернул коней и поскакал в противоположную сторону.
Близко ли, далеко ли, а попался ему на пути белокаменный городок. У самых ворот его, в тени огромного, раскидистого клёна, читала книгу прекрасная девица. Вид у неё был донельзя учёный, а красотой своей она способна была затмить даже самого Чимина.
Ахнул юный принц, застегнул камзол на все золотые пуговицы:
— Вот она, моя суженная! Будет самой прекрасной и умною царицею! Авось и меня каким премудростям обучит.
Но в голове его снова раздался голос кролика:
— Не торопитесь так, Ваше Высочество. Это не девица вовсе, это шайтан-упырь. Ходит это мёртвое тело по свету тысячелетиями, вот и кажется таким всезнающим. Подкрадётесь поближе, и почувствуете вонючий смрад трупного разложения. Когда упырь расслаблен, он не скрывает свой смрад чёрной магией. Питается он человеческими душами, что завлекает дивной красотой.
— Да что ж такое! — всплеснул руками принц. — Сослужи, Чонгук, мне службу! Сделай так, чтобы смрад этот трупный каждому человеку за сотню метров чуялся. Чтобы не вводила нечисть людей в заблуждение.
— Будет сделано, — сказал кролик. Прочитал он заклинание, и до ноздрей Чимина донеслось такое зловоние, что его чуть не вывернуло наизнанку. Упырь подскочил, выронил учёную книжку и расплакался от досады за сорванные планы.
Совесть кольнула Чимина, но, собравшись с духом, он всё же поскакал как можно дальше от белокаменного города.
Скакал-скакал — устал скакать.
Глядь, а перед ним поляна с необычными цветами, и речка с прозрачной водою. Обрадовался принц, остановился перекусить, да коней своих напоить. Спустился к речке, а там на бережку плещется нимфа в человеческом обличье. Волосы, будто пшеница, платье белое по ветру развевается, голос сахарно-медовый: песню поёт.
Заслушался Чимин, засмотрелся. Заколотилось его сердце, как дикое. Но едва ступил он навстречу девушке, как в ухе раздался строгий кроличий голос:
— Даже думать не смейте, Ваше Высочество. Чему Вас матушка учила, если Вы мавку-навку от живого человека отличить не можете? Заведёт она вас в болото, защекочет до смерти и утопит. Будете сами потом, как мавка, топить и убивать невинных людей.
Девушка обернулась, увидела Чимина, перестала петь и засмущалась. Глаза у неё были добрые-добрые, а рядом, возле её ног принц увидел медный таз с бельём и застиранной одеждой.
И осенила тогда юношу внезапная догадка. Захихикал он, засмеялся, поражённый собственной глупостью и доверчивостью.
— Чего это с вами, Ваше Высочество? — обеспокоился кролик. — Неужто солнечный удар отхватили? Прикажете подать вам воды из горного источника?
Насупился принц, топнул грозно ногою:
— Чон Чонгук, а ну покажись мне немедленно!
Явил себя волшебный зверь, а у самого уши поджаты. Взгляд виноватый, носом водит, с лапки на лапку переминается. Раны словно и не было, а шёлковый платок обмотан вокруг шеи пышным бантиком.
— Ну, — сказал Чимин, — рассказывай. Кто ты такой, и почему мешаешь мне выбирать невесту?
Вздохнул кролик раз, вздохнул другой. Потом вдруг ударился оземь и обернулся статным мо́лодцем. Да таким хорошеньким, что глаз оторвать вообще невозможно. Онемел Чимин, из головы его все мысли вылетели, дыхание перехватило, чресла огнем запылали. Такой красоты ни он, ни свет ещё не видывал.
— Я принц Чонгук, — сказал мо́лодец, — наследник волшебной страны. Люблю я тебя, Чимин, уже очень давно. Прости, что обманул, что девиц заколдовывал. Не собирался я никому вредить, просто не хотел в руки чужие тебя, глупого, отдавать. Велишь казнить — я послушаюсь, руби голову с плеч! Без тебя мне жизнь совсем не мила.
Но если Чимину чего и хотелось, то уж точно не этого. Покраснел он, расстегнул камзол от духоты неимоверной, закашлялся.
— Сослужи, — говорит, — мне последнюю службу. Одно желание у меня ещё осталось.
— Всё, что хочешь, — с горечью сказал волшебник. — Всё сделаю.
— Стань моим мужем!
ЧИТАТЬ НА ФИКБУКЕ

@темы: BTS, VKook, NamJin, slash, HiTomiJfanfics, JiKook, HopeMin, JiHope, writober2018, writober, YoonKook, fanfiction